«Атеистов там у нас не было»: вернувшийся из зоны СВО военнослужащий рассказал истории из фронтовой жизни

RT пообщался с вернувшимся из зоны СВО старшим сержантом Николаем Домашевским, который сейчас находится на лечении в Иркутской области, и его женой Юлией. Супруги рассказали истории о чудесных спасениях, бомбёжке по будильнику и посылке с чесноком.

• © Фото из личного архива

За ленточкой старший сержант Николай Домашевский (позывной Байкал) пробыл с 8 ноября 2022 по 28 марта 2023 года. Потом подвело здоровье, пришлось эвакуироваться и ещё два месяца «гастролировать» по госпиталям. Сейчас 41-летний военнослужащий проходит лечение в родной Иркутской области и старается по максимуму проводить время с семьёй: женой и младшей дочкой. Старшая дочь — студентка, учится в другом городе.

«Повестку получил осенью. В военкомате была очередь из добровольцев и мобилизованных, — вспоминает Байкал. — Поехали по военным магазинам, там уже ничего не было, но экипироваться всё-таки успел. Готовились в Новосибирске: стрельбы, полигоны, обкатка танками. Оттуда — в полевые лагеря в Ростовскую область, и через несколько дней убыли в Луганскую».

По словам Николая, в офицеры поначалу тоже набирали из мобилизованных военнослужащих. «Были и мне предложения — от командира взвода до командира роты, — добавляет он. — Но я понимаю, что такое армия, нужна была офицерская подготовка, которой у меня нет. Поставили меня старшиной».

Возраст боевых товарищей Байкала — от 22 до 56 лет. «Все разные, к каждому свой подход нужен, — рассуждает старший сержант. — Приходилось быть и бойцом, и отцом, и снабженцем, и психологом, и даже учителем. Один из товарищей толком не умел писать в свои 25 лет: воспитывался бабушкой в какой-то глухой красноярской деревне. Когда я это узнал, то стал просить его написать что-то элементарное в заявке, так и тренировался потихоньку. Готовить по возможности там всех учил. Я-то умею — рожки, гречку с тушняком, похлёбку. Эти три блюда все освоили с моей помощью».

«Дочке всё рассказываю»

«Он там с мужиками, а я тут жён успокаиваю, — с улыбкой замечает жена Байкала Юлия. — Конечно, было страшно. Коля неделю, две не выходит на связь — я сяду, с ним мысленно поговорю: «Знаю, что у тебя просто нет связи, всё с тобой хорошо». Легче становилось. Но забот хватало. Отец заболел, сестра. В комитете (Юлия — заместитель руководителя областного Комитета семей воинов Отечества. — RT) работы немало. Ничего, справляемся. Меньше тревожишься, когда весь в заботах».

От младшей дочки мама ничего не скрывала, несмотря на то что девочке нет и шести лет: «Я ей всё рассказываю. Она знала, что папа уходит воевать, мы вместе его провожали. Вместе новости смотрели, и она каждый раз: «Вон, кажется, папа. Нет, вот он, вот!» В садике дети рисовали для наших бойцов, потом их рисунки отправили с посылками».

• © Фото из личного архива

«Я рисунки эти когда в руки взял — как накатило… Чуть не расплакался. Думаю, как я пацанам сейчас их покажу? У всех же дети. Читали всей толпой взахлёб, находили в конвертиках небольшие сюрпризы», — вспоминает Николай.

Юлия Домашевская всё время, пока супруг находился в зоне СВО, была и остаётся ему настоящей опорой. «Как только ребята убыли, начали возникать вопросы по поводу обеспечения, — рассказывает она RT. — Они меня просили — я искала варианты. Марафоны проводили, сборы объявляли. Договорились о взаимодействии с нашим губернатором и мэром, и это были не просто слова. Поддержка чувствуется и со стороны чиновников, и от общественников, и от самих близких бойцов. Плетём сети, шьём амуницию, плащи, носилки, посылки формируем. Вокруг нас собралось очень много неравнодушных людей, все помогают».

В посылках не только необходимые в зоне боевых действий вещи вроде технических средств связи и разведки, но и тёплые приветы из дома. «Даже горячие, — смеётся Николай. — Еды у нас там было достаточно, но гречка-тушёнка со временем надоедают. Так, однажды вице-губернатор нам привёз горячих пирожков — видов десять, наверное. Даже чеснок наш привозили, Юля передавала. Он у нас на даче ядрёный, сам его выращиваю, и соленья свои, всего понемногу удалось передать посылкой».

«Я вообще человек запасливый, старался, чтобы всего хватало, — продолжает Байкал. — Из Новосибирска 18 ящиков припасов везли, мешок сахара — из Миллерова, он у нас так и кочевал по блиндажам, за три месяца уговорили толпой. А соль была из Соледара. У нас прямо отвращение к ней было, она как соль противника была для нас, но другой не было. Верите или нет, но мы её доели как раз в день взятия Соледара».

«Ориентировался по зайцам»

Главное на передке, по словам Николая Домашевского, — замаскировать следы своего пребывания: «Весь мусор надо закопать, закидать ветками. Ни одной бумажки не должно оставаться, чтобы было видно с коптера. Это буквально вопрос жизни и смерти. Там по свисту уже отличаешь: что летит, куда, на какой высоте. Сначала считали, но когда за день по нам прилетел 41 снаряд, перестали. А почему так кучно накидали? Увидели жизнедеятельность. Свет, вещи брошенные. Тогда привезли много народу, стали ходить-бродить ночью с фонариками… Мы-то за этим строго следили, но иногда соседи подводили».

Сам Байкал тёмными ночами на постах ориентировался по зайцам и кабанам: «Наблюдал в тепловизор: если заяц вблизи, то никого нет. Кабаны непонятно как, но обходят мины, перепрыгивают растяжки».

Вообще животные на фронте — особая тема, говорит старший сержант: «Когда мы на самую переднюю часть попали, сменив там ребят, там вообще живности не было, даже птицы не пели. С нашим приходом жизнь начала возвращаться. Через два дня в тактических наушниках было слышно, как хотя бы вдалеке, но кто-то чирикнул, кто-то заблеял. Потом открываем дверь — заходит беременная дама кошачьей наружности, где раньше пряталась — непонятно. В конце концов у нас оказались две кошки, котёнок, ёжика отогрели, пять собак — зоопарк целый!»

Николай вспоминает, как одна овчарка дважды спасла жизнь ему и товарищу, пулемётчику с позывным Малой. «Вышли мы в абсолютной мгле проверить свои точки. Чувствую резкий удар под колено — овчарка носом со всего маху уткнулась. Мои ноги подкашиваются, я хватаюсь за Малого, мы падаем на колени, а наши головы, соответственно, скрываются за бруствером. Как только это происходит, метрах в десяти от нас взрывается граната Ф-1. Мы потом посмотрели — осколки пролетели как раз над кирпичами бруствера. Если бы стояли, прилетело бы в головы. А собака поймала осколки всем телом и упала. Секунд через 20, когда мы встали, снова будто кто-то рукой по плечу осадил силой вниз меня, я за Малого — и мы присели. Прилетела вторая граната — и осколки попали в погибшую собаку, а не нам по ногам».

Такие необъяснимые истории спасения случались с ним не раз. Байкал продолжает: «Уезжаю за провизией или за гуманитарной помощью, возвращаюсь — буквально через несколько минут после моего прохода взрывы. Или, наоборот, однажды опаздывали — как будто что-то нас не пускало вовремя забрать груз, ещё и застряли. Прибыли и увидели: ангар обстрелян — именно тот, в котором мы должны были разгружаться. Ребята нам так и сказали: «Спасибо тем, кто за вас молится». Вообще атеистов там у нас не было. Если и были, то переквалифицировались с первым прилётом».

«Пока так нужно»

Есть у Николая и несколько своих талисманов. «У меня отец был морпехом, и я воспитан в этом флотском стиле. На передке не снимал тельняшку, отцовский самодельный ремень и часы командирские, его подарок. Ремешка не было, они лежали в кителе, в кармашке у сердца, заводил их ежедневно, — рассказывает старший сержант. — Иногда забывал вовремя завести и очень сильно ругал себя. Считал, что это время я был беззащитен. Я даже на других часах ставил будильник, чтобы эти завести. Вообще у меня будильников было несколько десятков: «бомбёжка утренняя», «бомбёжка вечерняя», «возможная атака»… На бронежилете у меня был браслетик, который дочка сплела, в первой посылке прислали. А на проводинах я у тестя часы попросил, сказал, что верну их, но, пока меня не будет, они мне дадут силу».

• © Фото из личного архива

Байкал подчёркивает: противника нельзя недооценивать. «Я всегда пытался просчитать, как бы себя повёл на его месте. В голове ежедневно стучало: как дать отпор, как всем выжить и вернуться. Я бы не смог смотреть в глаза матери погибшего, если бы где-то допустил оплошность. Понятно, что на войне много случайностей, возможны потери. Но пока я был командиром в подразделении, у нас потерь не было».

По его мнению, на линии соприкосновения течёт обычная жизнь со своими задачами: «Там надо принимать всё как есть, не считать, что это какое-то плохое время. Ты по колено в грязи, свистят пули, ты ежедневно ожидаешь, что тебя зацепит, — это твоя жизнь сейчас. Пока так нужно. Потом будет по-другому. Когда победим — а мы победим непременно».

После выздоровления Николай хочет вернуться к своим ребятам: «Если потом, когда всё закончим, удастся собрать своё подразделение — будет здорово. Встретимся и проедем по всем. У одного из нас дача на Байкале, он обещал поставить армейскую палатку там и всех принимать. Но сначала надо всё пройти. Выжить. И вернуться».

Источник